Вячеслав Пальман - Кратер Эршота [иллюстрации Б. Коржевский]

Хитрой птице только этого и хотелось. Важно усевшись с видом победителя возле кучки брошенного овса, она долго что-то трещала, видно порицая вора на своём птичьем языке, а потом клюнула одно зёрнышко, другое и опасливо отскочила. Через минуту, осме-лев, она бочком опять подвинулась к овсу и, уже не отрываясь, съела все до зёрнышка.

…Мелкий осенний дождик сыплется так густо, словно его просеивают сквозь сито. Тёмные рваные облака несутся низко, обгоняют друг друга и, пролетев над лесом, клубятся тучами на гребнях гор, обильно орошая водой чёрные камни круч. Кажется, нет конца и края этому злому ненастью. С зелёных лиственниц нет-нет да и сорвутся уже пожелтевшие иголочки хвои. Их ещё мало, первых предвестников осени, но для всех ясно, что это начало… Скоро тронется желтизной тайга, на землю полетят стайки иголочек и оголятся деревья, поредеет и почернеет лес. Ляжет на землю стелющийся кедр, который с первыми холодами становится очень гибким и податливым, а там, глядишь, и нагрянет нежданная, скорая на расправу зима.

По густым лесам бродит под дождём мокрый медведь. Скучно ему в такие дни. Ленивой походкой неслышно проходит он по своим тропам, обнюхивает траву, кусты, редко срывает переспелые, пахнущие вином ягоды и тогда останавливается и лениво чавкает, склонив голову набок. Медведь сыт и потому нерасторопен. Под бурой, свалявшейся шерстью он накопил за лето добрый слой сала, и ему теперь не до охоты. Осенний дождь и холодный ветер загоняют зверя в укромные места, торопят с зимним логовом Около выворота — огромной поваленной лиственницы с поднятыми вверх разлапыми корнями, на которых повисла земля и дёрн, медведь останавливается и внимательно обнюхивает ещё сухую землю, от неё исходят запахи лета Это именно то, что ему надо. Приловчившись, медведь разгребает под корнями песчаную глину, выворачивает камни и, кряхтя, начинает отбрасывать их в сторону. Передними лапами он проворно разгребает землю, углубляясь под выворот. Здесь сухо и тепло…

Темнеет. Дождь не перестаёт. Тогда медведь залезает в своё логово и, повозившись немного, успокаивается. Жёлтые глаза лесного отшельника ещё раз оглядывают темноту и закрываются. Только влажный нос с чуткими, подрагивающими ноздрями контролирует лесные запахи. Но в промозглом воздухе не слышно ничего страшного, все знакомо и привычно. Пахнет мокрой хвоей, прелью земли; ветер донёс острый, скипидарный запах размоченного багульника, грибов, гниющего пня Можно спать спокойно.

Но вот вздрогнули ноздри зверя, зашевелились Порыв ветра вдруг принёс странные, чуждые запахи. Медведь сразу открыл глаза и насторожённо поднял голову. Новый порыв принёс уже тревогу.

Запахло дымом, горящим деревом. С этим запахом всегда связано представление о необычайном. Сон исчез. Медведь поднялся, встал, вытянул морду вверх и шумно засопел. Сомнения нет, где-то в его владениях появилась опасность.

Сквозь чёрные тучи на востоке пробилась светлая полоска зари. Наступило утро. Медведь стал осторожно подниматься вверх по склону сопки. Кончился лес-Зверь пошёл между огромных камней, забираясь все выше и выше. «Скоро он достиг перевала. Отсюда, со склона каменистой сопки, медведь увидел то, что заставило его покинуть нагретое место под выворотом: в километре от него, на берегу речки горел большой костёр. У огня шевелились фигуры. Фыркали лошади, звякало железо, лаяла собака.

Тогда медведь, недовольно отфыркиваясь, пошёл дальше, не оглядываясь, перевалил вершину сопки и покинул приветливую, но опасную теперь долину.

В ней появились люди.

…Шли вдоль Бешеной реки почти целый день и только к вечеру увидели первый крупный приток.

— Здесь? — неуверенно спросил Усков и поглядел на Любимова Проводник не спешил с ответом. Приток был глубокий. Даже в прозрачной воде не было видно дна. Берега крутые, отвесные. Не здесь ли упал Иванов в воду много лет тому назад? И как быть дальше — идти на северо-запад? Или круто свернуть по этому притоку на север?

— Зимние наледи! — в раздумье сказал Любимов — Не на каждой реке они бывают. Больше всего их на мелководье. А тут…

— Тут глубокая вода и к тому же в крутых берегах. Она долго не промерзает. Но уж когда замёрзнет, то прочно. Ты это хочешь сказать, Николай Никанорович? — перебил его Усков.

— Именно. По-моему, здесь наледь образоваться не может. Вот в чем дело.

— Все реки в районе вечной мерзлоты способны давать зимой наледи. Так, по крайней мере, говорят учебники, — вступил в разговор Борис и выжидательно поглядел в лицо Любимову.

— Так, да не совсем так… Если река мелкая и течение спокойное, тогда промерзание воды идёт быстро. Лёд нарастает сверху и смыкается с вечномёрзлой подпочвой. Река промерзает целиком. А где-нибудь выше, от источника, ещё продолжает поступать вода. Она ищет себе проход, течёт вниз, выходит наверх, покрывает лёд и снова замерзает и опять льётся сверху. В результате получается многослойный лёд с тонкими корочками и водой между ними. Это и есть наледи. Очень опасные для путника места. Но если река глубокая, а берега крутые, то полного промерзания, по крайней мере, до середины зимы не будет. Наледей на таком месте нет, или они возникают только в марте, в конце зимы, когда мороз прохватит и глубокие слои воды. Так-то вот… Иванов шёл осенью. Нет, это не та речка… Могу уверенно сказать: не та.

— Тогда вперёд!.. — скомандовал геолог, и разведчики пошли дальше.

К вечеру второго дня они снова подошли к ручью, бурному и капризному. Он бежал сломя голову откуда-то с гор, словно спешил броситься в спокойные воды большой реки и найти себе долгожданный покой. Ручей растекался по множеству русел, огибал острова, заросшие тальником и тополями, петлял, возвращался назад, создавал по отлогим берегам заводи, озера и заливы, шумел на каменистых перекатах.

Остановились. Проводник тщательно обошёл все устье. Да! Вот здесь зимой, конечно, будет неразбериха и лёд, и вода, и запруды, и озера. Перейти зимой этакую причудливую и весёлую долину нелегко. Она вся окажется в предательских лужах. Русло тут не-сомненно промерзает в первый же месяц зимы, а сверху наступает вода и создаёт огромные наледи.

— Хлопотливая речка, — усмехнулся геолог. — Такая к весне способна наморозить не одну ледяную плотину на своём пути. А потом обязательно разольётся. Я встречал настолько толстые наледи, вот в подобных долинах, что они не могли растаять даже к июлю месяцу. Лето, жара — а в долине лежит толстенный пласт льда. И всё-таки не тает…

— Тут мы повернём, Василий Михайлович, и пойдём на север. — Любимов вытянул руку к горам, близкие контуры которых чётко вырисовывались на вечернем небе.